На целое тысячелетие распростерлась над Европой мрачная ночь Средневековья, наступившая после распада и падения древней Римской империи. Только костры инквизиции, на которых католическая церковь сжигала своих противников, боровшихся против религиозного изуверства и мракобесия, тягостно озаряли эту многовековую тьму.
И лишь к концу этой всеобщей ночи ослепительным светом засияли подвиги великих просветителей и борцов науки — Леонардо да Винчи, Галилея, Джордано Бруно, Сервета, Яна Гуса и многих других титанов человеческой мысли, смело вступивших в бой с самой черной и реакционной силой в истории человечества и подготовивших новый расцвет цивилизации.
В эпоху Средневековья центр мировой науки и культуры переместился на Восток, в арабские страны, в Хорезм и Фергану.
Создав в VII веке большое и культурное государство на Востоке, арабы сохранили для нас многое из того, что оставила после себя греческая и римская культура, а во многом и приумножили это наследство.
Особенно многим обязана человеческая культура великим ученым: Хорезми, Фергани, Авиценне и другим мыслителям, уроженцам стран Средней Азии, ныне входящих в пределы нашей великой Родины.
И у арабов мы можем найти многое из того, что вошло в предисторию стремления человека видеть то, что находится вне поля его зрения.
Поэтому нам придется остановиться на одном событии, произошедшем около 1000 года нашей эры.
Примерно в это время в городе Басре, находящемся недалеко от слияния двух величайших рек Ближнего Востока — Тигра и Евфрата, — жил и творил знаменитый арабский ученый Абу-Али Аль-Хайтам ибн Аль-Хазен, или, как он вошел в историю, Альгазен.
* Из своего богатого научного наследства Альгазен оставил кое-что интересное и для нас. В частности, он был первым ученым, изучившим строение и работу человеческого глаза и нашедшим по тому времени правильное объяснение процесса зрения.
До него люди думали, что глаз постоянно излучает из себя невидимые лучи, которые как бы ощупывают окружающие предметы, наподобие усиков у некоторых насекомых, н благодаря этому получает впечатление о внешнем мире.
Альгазен установил ошибочность этого представления и доказал, что все происходит как раз наоборот: лучи све-п1, отражаясь от окружающих нас предметов, попадают II Iлпз и там создают зрительное впечатление этих предме-гоп. Именно это утверждение и явилось основой, на которой и дальнейшем было построено весьма сложное, неоднократно рушившееся, но тем не менее непрерывно подни-мшшк'сся из руин здание телевидения. От Альгазена лю-ди пш рпые узнали об устройстве чудесного органа, копию
которого несколько веков спустя они решили создать своими собственными руками, и не только воспроизвести, но и сделать еще более совершенной, чем подлинник.
Но не только изучением глаза и процесса зрения мы обязаны Альгазену.
В своих трудах он впервые упомянул об увеличительных стеклах — очках, которые только через 250 лет впервые рекомендовал водрузить на глаза своим современникам знаменитый английский физик и философ Рожер Бэкон.
И только в 1270 году в Европе был написан первый труд по оптике. Вышел он из-под пера польского ученого Вителло, который составил его на основе работ грека Пто-ломея и араба Альгазена.
Из того, о чем написал и что предсказал английский ученый Бэкон, кое-что впоследствии оказалось нужным и в телевидении: например, волшебный фонарь для проекции на большой экран неподвижных изображений, очки и ряд других хороших вещей и идей в области оптики.
Из ученых, творивших в средние века, мы должны отдельно остановиться на великом ученом и художнике Леонардо да Винчи. Мы уже писали о том, каким чудесным и совершенным органом является человеческий глаз. А вот Леонардо да Винчи в 1470 году исследовал некоторые совершенно неожиданные особенности глаза человека.
И каких только недостатков не насчитал он в этом, казалось бы, идеальном органе человека! И действительно, глаз не способен следить за быстрым перемещением предмета. Он видит дольше, чем нужно, поэтому и сливаются в один сплошной круг быстро вращаемая рука с огнем и колесо повозки. Чувствительность глаза не равномерна. Ночью и в сумерки глаз не различает цвета. Правда, в темноте он становится необычайно чувствительным, различает самые ничтожные изменения в освещенности и может увидеть свет свечи на очень большом расстоянии. Из всего изображения глаз различает ясно только одну небольшую, центральную его часть. Остальное же хотя и видит, но не различает, и чтобы видеть все изображение, он должен непрерывно его как бы ощупывать. Поэтому глаз после языка — пожалуй, самый подвижной орган человека.
И все исправления в этот чудесный и в то же время физически столь несовершенный оптический прибор, оказывается, вносит наш мозг. Поэтому и видим мы всё как будто правильно и совершенно не замечаем его недостатков. Неизвестно, как бы все выглядело, если бы в один прекрасный день человеческий глаз избавился от всех этих своих недостатков. Пожалуй, вряд ли мы согласились бы на это, особенно узнав о том, что отныне не будем иметь кино, телевидения и многих других современных достижений. Лучше уж пусть остается наше зрение таким, каким оно приспособилось к деятельности человеческого организма на протяжении многих предшествующих тысячелетий.
